– Ты многое забыл, – проворчал Странник. – Ты забыл про передвижные излучатели, ты забыл про Островную Империю, ты забыл про экономику… Тебе известно, что в стране инфляция?… Тебе вообще известно, что такое инфляция? Тебе известно, что надвигается голод, что земля не родит?… Тебе известно, что мы не успели создать здесь ни запасов хлеба, ни запасов медикаментов? Ты знаешь, что это твое лучевое голодание в двадцати процентах случаев приводит к шизофрении?
Стругацкие, "Обитаемый остров"
Об этих-то последствиях ломания без заботы о замене сломанного написана трилогия "Весь этот джакч" Андрея Лазарчука. Неплохо написано, по-моему.В январе 1970 АБС съехались у мамы в Ленинграде и в течение четырех дней проделали титаническую чистку рукописи, которую правильнее было бы назвать, впрочем, не чисткой, а поллюцией, в буквальном смысле этого неаппетитного слова.Надо бы перечитать, я-то только детгизовский вариант читал.
Первой жертвой стилистических саморепрессий пал русский человек Максим Ростиславский, ставший отныне, и присно, и во веки всех будущих веков немцем Максимом Каммерером. Павел Григорьевич (он же Странник) сделался Сикорски, и вообще в романе появился легкий, но отчетливый немецкий акцент: танки превратились в панцервагены, штрафники в блитцтрегеров, «дурак, сопляк!» – в «Dumkopf, Rotznase!»... Исчезли из романа: «портянки», «заключенные», «салат с креветками», «табак и одеколон», «ордена», «контрразведка», «леденцы», а также некоторые пословицы и поговорки, вроде «бог шельму метит». Исчезла полностью и без следа вставка «Как-то скверно здесь пахнет...», а Неизвестные Отцы Папа, Свекор и Шурин превратились в Огненосных Творцов Канцлера, Графа и Барона.
Невозможно перечислить здесь все поправки и подчистки, невозможно перечислить хотя бы только самые существенные из них. Юрий Флейшман, проделавший воистину невероятную в своей кропотливости работу по сравнению чистовой рукописи романа с детгизовским его изданием, обнаружил 896 разночтений – исправлений, купюр, вставок, замен... Восемьсот девяносто шесть!
""Кольценосец" есть ЛИТЕРАТУРНАЯ ИГРА в мире, созданном фантазией писателя-предшественника; подобного рода игры являются (в отличие от коммерческого сиквелмейкерства) устоявшейся и вполне респектабельной литературной традицией - вспомним хотя бы Марка Твена, вволю порезвившегося в мире Мэлори. Из более свежих примеров можно привести - навскидку - Сапковского, обратившего "Алису в Стране Чудес" в хоррор, замешаннный на черном юморе, феминистку Глорию Говард, переписавшую "Моби Дик" с позиции жены капитана Ахава, и Николаса Мейера с его издевательским "Семипроцентным раствором" (в русском переводе - "Вам вреден кокаин, мистер Холмс"). Дэн Симмонс превращает "Острова в океане" в шпионский триллер (еще и с самим Хемингуэем в качестве персонажа), а Борис Акунин конструирует из Чеховской "Чайки" классический детектив закрытого типа в стиле Агаты Кристи (допустив, что происходящее по ходу пьесы самоубийство таковым не является); ну, а уж перечислить все подобного рода эксперименты с мирами Шекспира (вроде "Розенкранц и Гильденстерн мертвы") - это точно пальцев на руках не хватит!"Сам Еськов, кстати, недавно опубликовал "Чиста английское убийство" — расследование смерти Кристофера Марло, всего через четыреста с гаком лет.
«Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай. Берлиоз»Зачем он туда поехал, понятно. Но вызвал-то его туда Бегемот! Зачем – только чтобы поглумиться?
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
timeasmymeasure
