![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Что можно сделать для умершего?
(Узкоконфессиональное. Многабукав.)
Как всегда, на истину в последней инстанции и на полноту знания не претендую; поправки приветствуются.
Мудрецы Талмуда предприняли кое-какие меры, чтобы отвадить евреев от излишнего внимания к усопшим: установили скромный распорядок похорон (чтоб не “глазетовый с кистями”), отсоветовали посещать кладбища (похоронили, через год откопали кости и поместили в оссуарий, и довольно), и т.д., и главное — не установили никаких поминальных ритуалов. (Было ли это их независимой политикой или реакцией на обсессию окружающего общества — отдельная тема.) Сегодня очевидно, что эти усилия не увенчались успехом: поминальные ритуалы “кадиш” и “Изкор” являются едва ли не самыми популярными среди евреев (особенно если судить по критерию “что побудит мало соблюдающего еврея прийти в синагогу”), а список связанных со смертью, трауром, и поминовением обычаев — один из самых крупных в “Сефер ѓа-Минхагим”.
Развитие этого комплекса обычаев (мне) довольно интересно исторически. Вот что я обнаружил:
1) В написанном в 3-ем веке мидраше Танна де-вей Элияѓу приводится история встречи танны Р’ Йохананa бен Закая с духом человека, подвергающегося жестоким страданиям в аду. Тот просит уважаемого раввина найти его маленького сына и научить его говорить в синагоге “барху”, ибо тогда он будет освобождён из ада. Это, похоже, самое раннее упоминание идеи, что оставшиеся на этом свете могут что-то сделать для умерших. Затем в других мидрашах приводятся варианты этой истории, где сын должен сказать “барху” или быть вызван к Торе. Наконец, в написанном в 11-ом веке Махзоре Витри приводится аналогичная история, но главный фигурант в ней — Р’ Акива, и маленький сын должен сказать нечто, на что община ответит “йеѓей шмей раба”, т.е. кадиш, присутствующий в молитве. (Та же история приводится в книгах Рокеах и Ор Заруа того же периода.) Заканчивается история словами: “И поэтому принято на исходе Шабата ставить вести молитву человека без отца или матери, чтобы он сказал ‘барху’ или кадиш.”
2) Таким образом, идея, что действия живых могут как-то помочь умершим, появляется в иудаизме только в пост-талмудические времена и достаточно быстро овладевает массами. Действия эти сводятся к: а) молитве, б) благотворительным пожертвованиям, и в) исполнению заповедей “в заслугу или за умершего”. Следует отметить, что эту идею не поддерживает не только Талмуд, но и ришоним (за исключением Р’ Шриры-гаона, который теоретически допускает, что молитва праведника или благотворительность могут повлиять на посмертное наказание умершего. Кроме того, в частном контексте общинной ответственности за способствующую беззаконию атмосферу Сифри говорит об обряде “преломления выи телицы” как об искуплении вины усопших членов общины.). Так, Р’ Хай-гаон безапелляционно утверждает, что заслуга и/или награда за исполнение заповедей является личной и непередаваемой, и использует для обратной идеи термин “чушь” (דברי הבל), что говорит об актуальности обсуждения.
3) Ришоним изжить идею посмертной помощи не удалось. Как и следовало ожидать, когда в Средних Веках за неё взялись каббалисты, она быстро обросла подробностями. (Нехарактерно, против неё возражает Р’ Йегуда га-Хасид, признающий только идею “создания заслуги усопшему”, если его прижизненные деяния помогают его потомкам — и более никому — делать добрые дела.) Крупнейшая из этих подробностей — идея, что души усопших регулярно перемещаются с одного райского уровня на другой, более “высокий”, и что действия живых могут (что интересно, только положительно) влиять на этот процесс, помогая возвышать её побыстрее. (Сама идея уровней в раю имеет обоснования в Талмуде, однако там этот уровень на 100% зависит от деяний усопшего при жизни.) Отсюда часто слышимое в йорцайт пожелание “да возвысится его/ее душа”.
4) Где-то в Германии около 14-го века выкристаллизовался обряд, являющийся синтезом всех трёх аспектов “посмертной помощи” -- т.н. “йорцайт”, “время (после) года”. Исполняющий этот обряд в годовщину смерти и молится (минимум кадиш, предпочтительно -- ведёт общественную молитву), и даёт пожертвования (нередко в форме бутылки спиртного на распитие в синагоге), и исполняет “в заслугу усопшему” какую-нибудь заповедь. В крайнем случае одно из первых двух действий засчитывается за третье. К 19-му веку (не раньше!) возникла идея, что наилучшая для третьего аспекта заповедь — изучение Торы, и каббалисты моментально идентифицировали подходящий для этого отрывок Мишны.
5) Следует также упомянуть молитву “Изкор”, которая появилась опять же в Германии после погромов крестовых походов как реакция глубоко травмированных людей. Как и почти весь остальной этот бизнес, она не имеет корней в классических источниках, и выглядит инспирированной католическими обрядами поминовения (ну да, мне христианское влияние мерещится практически везде в средневековой Европе; а как ещё, учитывая сильное давление этого общества на еврейское сознание и отсутствие классических источников? Гораздо более страшная резня после разрушения Второго Храма не породила ничего подобного). Из неё же, похоже, произошла и идея произносить кадиш “за человека”, и не обязательно потомком, хотя изначально возможность помощи ограничена потомками усопшего.
Из всего этого я делаю следующие выводы:
А) Идея, что на посмертную судьбу усопшего можно как-то повлиять (в весьма ограниченной мере), является еврейской.
Б) Идея перехода души усопшего с уровня на уровень является модернистской и не является еврейской.
В) Идея, что этот переход можно ускорить действиями других, живых, людей также является модернистской и не является еврейской.
Г) Таким образом, вне зависимости от несомненной их привлекательности, значимости, и общинной пользы, называть обряд йорцайта, произнесение “Изкора”, и тому подобные действия обязанностью (а то и “заповедью”!) совершенно неправомерно.
Как всегда, на истину в последней инстанции и на полноту знания не претендую; поправки приветствуются.
Мудрецы Талмуда предприняли кое-какие меры, чтобы отвадить евреев от излишнего внимания к усопшим: установили скромный распорядок похорон (чтоб не “глазетовый с кистями”), отсоветовали посещать кладбища (похоронили, через год откопали кости и поместили в оссуарий, и довольно), и т.д., и главное — не установили никаких поминальных ритуалов. (Было ли это их независимой политикой или реакцией на обсессию окружающего общества — отдельная тема.) Сегодня очевидно, что эти усилия не увенчались успехом: поминальные ритуалы “кадиш” и “Изкор” являются едва ли не самыми популярными среди евреев (особенно если судить по критерию “что побудит мало соблюдающего еврея прийти в синагогу”), а список связанных со смертью, трауром, и поминовением обычаев — один из самых крупных в “Сефер ѓа-Минхагим”.
Развитие этого комплекса обычаев (мне) довольно интересно исторически. Вот что я обнаружил:
1) В написанном в 3-ем веке мидраше Танна де-вей Элияѓу приводится история встречи танны Р’ Йохананa бен Закая с духом человека, подвергающегося жестоким страданиям в аду. Тот просит уважаемого раввина найти его маленького сына и научить его говорить в синагоге “барху”, ибо тогда он будет освобождён из ада. Это, похоже, самое раннее упоминание идеи, что оставшиеся на этом свете могут что-то сделать для умерших. Затем в других мидрашах приводятся варианты этой истории, где сын должен сказать “барху” или быть вызван к Торе. Наконец, в написанном в 11-ом веке Махзоре Витри приводится аналогичная история, но главный фигурант в ней — Р’ Акива, и маленький сын должен сказать нечто, на что община ответит “йеѓей шмей раба”, т.е. кадиш, присутствующий в молитве. (Та же история приводится в книгах Рокеах и Ор Заруа того же периода.) Заканчивается история словами: “И поэтому принято на исходе Шабата ставить вести молитву человека без отца или матери, чтобы он сказал ‘барху’ или кадиш.”
2) Таким образом, идея, что действия живых могут как-то помочь умершим, появляется в иудаизме только в пост-талмудические времена и достаточно быстро овладевает массами. Действия эти сводятся к: а) молитве, б) благотворительным пожертвованиям, и в) исполнению заповедей “в заслугу или за умершего”. Следует отметить, что эту идею не поддерживает не только Талмуд, но и ришоним (за исключением Р’ Шриры-гаона, который теоретически допускает, что молитва праведника или благотворительность могут повлиять на посмертное наказание умершего. Кроме того, в частном контексте общинной ответственности за способствующую беззаконию атмосферу Сифри говорит об обряде “преломления выи телицы” как об искуплении вины усопших членов общины.). Так, Р’ Хай-гаон безапелляционно утверждает, что заслуга и/или награда за исполнение заповедей является личной и непередаваемой, и использует для обратной идеи термин “чушь” (דברי הבל), что говорит об актуальности обсуждения.
3) Ришоним изжить идею посмертной помощи не удалось. Как и следовало ожидать, когда в Средних Веках за неё взялись каббалисты, она быстро обросла подробностями. (Нехарактерно, против неё возражает Р’ Йегуда га-Хасид, признающий только идею “создания заслуги усопшему”, если его прижизненные деяния помогают его потомкам — и более никому — делать добрые дела.) Крупнейшая из этих подробностей — идея, что души усопших регулярно перемещаются с одного райского уровня на другой, более “высокий”, и что действия живых могут (что интересно, только положительно) влиять на этот процесс, помогая возвышать её побыстрее. (Сама идея уровней в раю имеет обоснования в Талмуде, однако там этот уровень на 100% зависит от деяний усопшего при жизни.) Отсюда часто слышимое в йорцайт пожелание “да возвысится его/ее душа”.
4) Где-то в Германии около 14-го века выкристаллизовался обряд, являющийся синтезом всех трёх аспектов “посмертной помощи” -- т.н. “йорцайт”, “время (после) года”. Исполняющий этот обряд в годовщину смерти и молится (минимум кадиш, предпочтительно -- ведёт общественную молитву), и даёт пожертвования (нередко в форме бутылки спиртного на распитие в синагоге), и исполняет “в заслугу усопшему” какую-нибудь заповедь. В крайнем случае одно из первых двух действий засчитывается за третье. К 19-му веку (не раньше!) возникла идея, что наилучшая для третьего аспекта заповедь — изучение Торы, и каббалисты моментально идентифицировали подходящий для этого отрывок Мишны.
5) Следует также упомянуть молитву “Изкор”, которая появилась опять же в Германии после погромов крестовых походов как реакция глубоко травмированных людей. Как и почти весь остальной этот бизнес, она не имеет корней в классических источниках, и выглядит инспирированной католическими обрядами поминовения (ну да, мне христианское влияние мерещится практически везде в средневековой Европе; а как ещё, учитывая сильное давление этого общества на еврейское сознание и отсутствие классических источников? Гораздо более страшная резня после разрушения Второго Храма не породила ничего подобного). Из неё же, похоже, произошла и идея произносить кадиш “за человека”, и не обязательно потомком, хотя изначально возможность помощи ограничена потомками усопшего.
Из всего этого я делаю следующие выводы:
А) Идея, что на посмертную судьбу усопшего можно как-то повлиять (в весьма ограниченной мере), является еврейской.
Б) Идея перехода души усопшего с уровня на уровень является модернистской и не является еврейской.
В) Идея, что этот переход можно ускорить действиями других, живых, людей также является модернистской и не является еврейской.
Г) Таким образом, вне зависимости от несомненной их привлекательности, значимости, и общинной пользы, называть обряд йорцайта, произнесение “Изкора”, и тому подобные действия обязанностью (а то и “заповедью”!) совершенно неправомерно.