![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Казалось бы, за все эти века можно было бы уже определиться. Ан нет. Уилл Бод сообщил на Заговоре Волоха (ссылка на английский оригинал, перевод мой):
Многие авторы, пишущие о юридической интерпретации, явно исходят из предположения,
что это просто дело языковое – обычная лингвистическая интерпретация, но юридических материалов. Если бы мы только смогли точно выяснить, что сказал законодательный орган, или что он имел в виду, или что он хотел сказать, то дело в шляпе. Прекрасный пример – мысленный эксперимент Ларри Александера о парламенте, который может телепатически общаться (с судами – прим. пер.). Критик этого подхода Марк Гринберг ярко назвал это “стандартная картина и недовольные ею.”
Я был поклонником стандартной картины много лет, но со временем решил, что она не работает. Как минимум, юридическая интерпретация работает не так. Стоит лишь открыть даже относительно буквалистское описание интерпретации (например, “Читая закон” Антонина Скалии и Брайана Гарнера), чтобы увидеть множество примеров канонов интерпретации, у которых мало общего с тем, как изъясняются законодательные органы – правило снисхождения, правила отмены-отменяющего, презумпция против отказа от соверенного иммунитета, и т.п.
А в американском кодексе (федеральных законов – прим. пер.) имеются и более яркие экземпляры – например, правило, что термин “продукты американского рыболовства” при использовании Конгрессом или любым агентством не включает рыбу, выращенную в США, но обработанную за рубежом, частично иностранными рабочими. Кроме того, стандартная картина не может уверенно предписать, какую из возможных теорий значения следует использовать (намерение говорящего, понимание читателя, что-то другое?) и к каким документам применимы эти теории (только текст принятого закона, или что-то ещё?)
Всё это вызывает у многих так называемую скептическую реакцию. Например, Ричард Фаллон писал о “ошеломляющем разнообразии” теорий юридического смысла и в конце концов пришёл к выводу, что судьи должны решать “в каждом отдельном случае”, что именно даст нам “реально желаемый результат, соответствие принципам господства права, и продвижение политической демократии, при учёте всех факторов.” Похожим образом Карл Санстейн написал, что “определения юридической интерпретации не существует.” [...]
Что-то в этом есть, но я опасаюсь, что такой подход оставляет судьям и адвокатам слишком много свободы в том, как интерпретировать юридические тексты. Хотя такая интерпретация больше, чем просто лингвистика, и хотя существует больше одной убедительной концепции интерпретации, возможен более точный ответ – некий способ сообщить судьям и адвокатам, как интерпретировать юридические документы, не впадая в неограниченные нормативные рассуждения.
Об этом я и написал монографию “Закон интерпретации” вместе со своим добрым другом и однокашником Стифеном Саксом.
Уилл Бод – профессор права юридического факультета Чикагского Университета. Стифен Сакс – профессор права юридической школы Дюк.
Многие авторы, пишущие о юридической интерпретации, явно исходят из предположения,
что это просто дело языковое – обычная лингвистическая интерпретация, но юридических материалов. Если бы мы только смогли точно выяснить, что сказал законодательный орган, или что он имел в виду, или что он хотел сказать, то дело в шляпе. Прекрасный пример – мысленный эксперимент Ларри Александера о парламенте, который может телепатически общаться (с судами – прим. пер.). Критик этого подхода Марк Гринберг ярко назвал это “стандартная картина и недовольные ею.”
Я был поклонником стандартной картины много лет, но со временем решил, что она не работает. Как минимум, юридическая интерпретация работает не так. Стоит лишь открыть даже относительно буквалистское описание интерпретации (например, “Читая закон” Антонина Скалии и Брайана Гарнера), чтобы увидеть множество примеров канонов интерпретации, у которых мало общего с тем, как изъясняются законодательные органы – правило снисхождения, правила отмены-отменяющего, презумпция против отказа от соверенного иммунитета, и т.п.
А в американском кодексе (федеральных законов – прим. пер.) имеются и более яркие экземпляры – например, правило, что термин “продукты американского рыболовства” при использовании Конгрессом или любым агентством не включает рыбу, выращенную в США, но обработанную за рубежом, частично иностранными рабочими. Кроме того, стандартная картина не может уверенно предписать, какую из возможных теорий значения следует использовать (намерение говорящего, понимание читателя, что-то другое?) и к каким документам применимы эти теории (только текст принятого закона, или что-то ещё?)
Всё это вызывает у многих так называемую скептическую реакцию. Например, Ричард Фаллон писал о “ошеломляющем разнообразии” теорий юридического смысла и в конце концов пришёл к выводу, что судьи должны решать “в каждом отдельном случае”, что именно даст нам “реально желаемый результат, соответствие принципам господства права, и продвижение политической демократии, при учёте всех факторов.” Похожим образом Карл Санстейн написал, что “определения юридической интерпретации не существует.” [...]
Что-то в этом есть, но я опасаюсь, что такой подход оставляет судьям и адвокатам слишком много свободы в том, как интерпретировать юридические тексты. Хотя такая интерпретация больше, чем просто лингвистика, и хотя существует больше одной убедительной концепции интерпретации, возможен более точный ответ – некий способ сообщить судьям и адвокатам, как интерпретировать юридические документы, не впадая в неограниченные нормативные рассуждения.
Об этом я и написал монографию “Закон интерпретации” вместе со своим добрым другом и однокашником Стифеном Саксом.
Уилл Бод – профессор права юридического факультета Чикагского Университета. Стифен Сакс – профессор права юридической школы Дюк.
